Вагон охраны имеет замаскированные бойницы для ведения огня, кроме того, сюда выведены приёмники многочисленных телекамер, контролирующих пространство слева и справа, на крыше и под вагонами. Дежурная смена постоянно сидит за мониторами и может заметить севшую на антенну птичку или забравшуюся на колёсную ось крысу. И не только заметить, но и мгновенно уничтожить нарушителя. Для этого на крышах и под днищем вагонов имеются крутящиеся колпаки со скрытыми внутри короткоствольными автоматами. Внешне они напоминают обычные вентиляционные вытяжки.

Второй вагон — столовая и медпункт. Здесь постоянно дежурит военврач широкого профиля: травматолог, хирург, психолог. Столь широкий спектр специализаций на гражданке неизвестен, да и здесь в основном применяются только первая и третья специальности. Помещение столовой может при необходимости быстро превращаться в операционную. Как минимум один такой случай в практике БЖРК имел место.

Третий вагон — штабной. Здесь располагается руководство поезда, радиостанции, купе особиста. Начальник поезда является старшим командиром до тех пор, пока не поступил боевой приказ. С этого мгновенья командование переходит к начальнику смены запуска, а начальник поезда оказывает ему всевозможное содействие в организационно-техническом обеспечении успешного пуска.

Четвёртый вагон — смены запуска. Здесь находится стандартный пульт запуска, здесь круглосуточно дежурят операторы-ракетчики, оттачивающие своё мастерство в постоянном разрешении учебно-боевых ситуаций, поступающих на мониторы их компьютеров. Кроме того, через особую связь они могут глазами разведывательных спутников наблюдать состояние дел на потенциально опасных базах противника. В случае объявления боевой тревоги именно смена запуска направит на противника ядерную ракету.

Пятый вагон — боевой. Именно здесь, в специальном контейнере спит до поры до времени «Молния» — гиперзвуковая ракета нового поколения, с шестнадцатью разделяющимися боеголовками, способная уничтожить половину континента, а может, и целый континент, потому что экспериментов до настоящего времени, слава богу, никто не производил.

Шестой вагон — технический. Здесь имеется запас шпал, ремонтный инструмент, включая портативный подъёмный кран, и другая техника, позволяющая производить в пути необходимый ремонт. Кроме того, здесь находится компрессор, закачивающий в вагоны воздух под избыточным давлением. Воздух при этом проходит через очищающие фильтры и газоанализаторы.

Седьмой вагон — прикрытия. По своему содержанию и функциям он полностью дублирует вагон охраны, только предназначен для отражения нападения с хвоста поезда. В нём тоже готов к бою взвод суперсолдат и звено «чёрных автоматчиков».

Все вагоны располагаются на минно-защищённых бронированных основаниях и имеют круговую бронезащиту — два слоя с кевларовой прокладкой между ними и наклонные полосы толстой стали, заставляющие рикошетировать пулю, прорвавшуюся через первый слой. «Молния», кроме того, упакована в особо прочный контейнер, который при запуске выполняет роль направляющей.

Но теоретические знания — это одно, а реальный БЖРК — совсем другое. В сопровождении помощника начальника поезда майора Волобуева Кудасов совершил экскурсию от четвёртого вагона до локомотива и обратно.

Почти все вагоны были похожи один на другой. Может, обнажённым металлом, спёртым душноватым воздухом, запахом оружейной смазки, гуталина и человеческого пота… А может, общей скученностью, отсутствием свободного пространства, каким-то скрытым напряжением и угнетающим ощущением опасности. Или конструкцией: несколько купе, душ, туалеты и просторный зал на остальную часть вагона, в котором могли располагаться наблюдатели за периметром, как в первом вагоне, столовая — как во втором, штабное помещение — как в третьем или операторская запуска — как в четвёртом.

— Переходы имеют бронированную защиту и герметичны, — пояснял Волобуев, когда они переходили из вагона в вагон. — В сочетании с фильтрацией воздуха и избыточным давлением это делает невозможным поражение личного состава отравляющими веществами.

Майор был немногословен. В основном он ненавязчиво повторял, чего делать не следует: что прямо запрещено, а что не приветствуется.

— Какие тут могут быть телефоны? — грозно спрашивал он, и старлей, неизвестно почему, чувствовал себя нарушителем. — Кому, спрашивается, звонить? Или приёмник… На кой тебе приёмник? Что слушать? Инструкции шпионские? Или брехню всяких корреспондентов? Это для морального духа вредно! Что надо, до тебя командиры доведут!

— Ясно, товарищ майор, — успокаивающе произнёс Кудасов, но сопровождающий не останавливался.

— Или шляться из вагона в вагон… Оно, конечно, не запрещено, может, ты в столовую пошёл, или в медпункт, или к товарищу Сомову… Но просто так — зачем? Какая польза? Никакой! Один вред!

Внезапно Волобуев остановился в первом тамбуре первого вагона, так что Александр уткнулся в широкую спину.

— Вот ты с кем тут дружишь? — требовательно спросил майор и впился в лицо стажёра тяжёлым взглядом.

— Да я не успел ещё, — попытался оправдаться тот. Но оправдания, оказывается, не требовались.

— И молодец! — с натугой улыбнулся майор. — Пришёл из рейса и дружи с кем хочешь… Но лучше из другого экипажа. А службу с дружбой здесь смешивать нельзя. Это тебе не пьянка-вечеринка! Это особо важный стратегический объект!

В отличие от обычных поездов первый вагон имел переход в тепловоз. Дверь перехода оказалась запертой, и Волобуев открыл её своим ключом. Кудасову в переходах нравилось. Грохот колёс и свист ветра за гофрированной резиной были приметами окружающего мира. Замкнутая обстановка поезда уже начинала его угнетать. Близкая воля проливала бальзам на его душу.

В локомотиве было ещё шумнее и душнее, чем в вагонах. По узкому коридору они миновали крохотное купе за силовой установкой, в котором раскинулись на полках два голых, если не считать чёрных «семейных» трусов, человека. Забывшись тяжёлым сном, они громко храпели в унисон пению машин.

Вдоль бронированной стенки Волобуев и Кудасов обошли грохочущие дизеля и, наконец, оказались в кабине. Машинист с помощником тоже были голыми по пояс, зато нижнюю часть тела прикрывали форменные брюки, хотя неуставные шлёпанцы окончательно портили впечатление.

— У них тут вольница! — неодобрительно проговорил Волобуев. — Как хотят, так и одеваются, на построение не выходят, и их почти не проверяют… Курорт!

— Это вы зря, товарищ майор! — обиделся коротко стриженный машинист с густой проседью в чёрных волосах. — У меня налёт на сверхзвуковиках почти тыща часов да два катапультирования… А поседел-то я здесь, а не там! Когда эти забастовщики на рельсах сидели, думаете, просто мне было инструкцию выполнять? Они-то, слава богу, разбежались, но в мыслях-то я их уже раздавил! То есть нервы пожёг, а обратно их не восстановишь! Конечно, с одной стороны, греха на душе нет, а с другой — я его уже взял, когда мысленно их всех колёсами порезал!

Волобуев нахмурился.

— Вот что, Андреев, ты мне тут антимоний не разводи! Ты зачем свою тыщу часов налетал? Для удовольствия? Нет, ты готовился жахнуть вниз, если приказ придёт! А чего теперь святого разыгрываешь? Запомни, у нас здесь святых нету!

— Да не святой я, — поморщился машинист. — Просто там одно, а здесь другое! С высоты ничего не видать, по приборам работаешь! А здесь вот оно — все перед глазами…

И действительно, в отличие от всех остальных помещений спецпоезда из кабины машинистов открывался вид на окружающий мир. Мир этот, правда, на скорости надвигался спереди и размазанно скатывался по бокам локомотива. Но всё равно можно было определить — ночь снаружи или день, солнечно или дождливо, можно было увидеть людей и животных, различить названия станций… Всего этого явно недоставало в вагонах.

— Красотища какая, — заворожённо сказал Кудасов, и, оказалось, невпопад.

— Приходи, становись, — раздражённо сказал машинист. — Даже под обычный поезд знаешь сколько людей попадает? Если долго работаешь, то пятьдесят-шестьдесят человек на тот свет отправишь! Многие сами кидаются, многие по пьянке или по нерасчётливости… Кто слепой, кто глухой… А если ещё не тормозить? Тогда сколько наберёшь? Вот тебе и красота!